Александр Попов
ВИНТОВКА. ПЕСНЯ ОГНЯ.
(Рассказ о любви)
Love story
Эту винтовку я полюбил сразу. Я хорошо знал разное оружие. Стрелял я много и, думаю, стрелок был хороший. Мне кажется этот талант у меня наследственный от отца и деда. Я не хвастаюсь. Просто, даже вполне опытные винтовки говорили мне, что стреляю я неплохо, а к стрельбе подхожу культово.
Когда я её увидел, я сразу понял, что люблю её. Она не была совсем уж юной, я тоже. Мы были просто молоды. Она была очень красивой винтовкой. Стильной, стройной. Она была исполнена из прекрасного металла и великолепного дерева. Было понятно, что в её жизни было несколько стрелков среднего класса. Она и сама-то не понимала, насколько она-великолепное оружие. Я не экономил моего восхищения ею. Я её полюбил, и полюбил искренне. Она потянулась ко мне, ей нравились мои ухаживания, цветы, восторги, нежность.Она не вела долгой игры, хотя я и не торопил события. Мне тоже очень нравилось за ней ухаживать. Это было очень приятно, и мы оба знали, что дальше будет ещё лучше. Через несколько дней всё само собой пришло к тому, что мы устроили отчаянную стрельбу. Мы просто растворились в этом занятии. Нам ничто не мешало наслаждаться вовсю. Мы были очень довольны, что встретились наконец-то хорошее оружие и хороший стрелок. Ею как-то тут же сами собой забылись предыдущие стрелки, мною- предыдущие винтовки. Мы стали очень близкими.
Конечно, вокруг нас шла обычная жизнь. Не всё же время мы стреляли. У нас было всё необходимое: жильё, мои "колёса", у меня своё интересное честное дело, которое обеспечивало вполне нормальное существование, у неё-своё. Хотя, конечно, всегда найдётся кто-то куда богаче.
Мы бродили или ездили по улицам, ходили по магазинам, убирали квартиру, болтали, смотрели телевизор или видик, иногда пели под мою гитару, дарили друг другу подарки, скучали, если расставались. Я любил её всё больше, меня всё в ней восхищало. За себя мне тоже не было стыдно. Я следил за фигурой, владел восточными единоборствами, имел сильные надёжные руки, хорошее образование, юмор, не был жадиной или занудой, подальше прятал ревность, хотя мысль о том, что моя винтовка может оказаться в чужих руках была просто нестерпима. Видимо, мы излучали счастье, потому что все на нас смотрели, когда мы шли по улице. Все стрелки любовались моей винтовкой, я этим очень гордился.
А другие винтовки с интересом посматривали на меня и понимали с некоторой грустью, что я умею ценить хорошее оружие, раз уж меня выбрала такая винтовка. Моя это замечала, и тогда приглушённо, но угрожающе гудел её шомпол. А мы с ней знали то, чего не знал никто. Это было, как бы, объединяющей нас тайной. Мы знали, как будет здорово, когда мы устроим тир. Мы совпадали в стилях. Мы не торопились. Мы наслаждались предвкушением, подразнивая друг друга. А, надразнившись, приходили к вершине. Каждый раз это было как в первый раз. Я брал её одной рукой за тонкое крепкое и в то же время нежное сужение приклада, второй за отполированное и такое родное мне цевьё. Сам приклад упирал в своё плечо. Без суеты и лишних движений отводил затвор и прицеливался. Она была вся моя, а я-её. Она мне полностью доверялась. Она знала, что я не ошибусь и знала, как я её люблю и ценю. Потом звенел металл, бешено бегал взад-вперёд затвор, постукивал по моему плечу приклад, отдачей выбивало из руки цевьё. Она раскалялась, с меня лил пот. А мы всё палили и палили, посылая пули точно в цель и в щепки разнося мишени. Мы с ней так чувствовали друг друга, что никогда не промахивались. Мы могли палить когда угодно и из любых положений. Результат был один. Потом я её поглаживал и говорил, какая она чудесная. Про себя же я думал, что никогда по доброй воле не променяю эту винтовку на какую-либо другую, что мне всегда будет приятно за ней ухаживать, беречь её прекрасные части от царапин и трещин.
Так мы прожили несколько месяцев. Конечно, мы иногда ссорились по пустякам, и тогда она меня называла "мазилой", а я её "кремневым ружьём", но нам самим было смешно от этих нелепостей. Это были нормальные ссоры как часть всех наших нормальных отношений. Они не затрагивали главного и не были разрушительными. Они меня всерьёз не тревожили. Тревожило другое. Не вызывало отчаянного страха настолько, чтобы я сам это провоцировал. А просто тревожило. Я замечал, что некоторые красивые, одарённые винтовки имеют мятущуюся душу. Я их не осуждаю. Наверное, они просто не могут по другому. И моя была из таких. Я видел, как она пыталась понять этот мир и осознать себя в нём. Я видел как она терзается, ищет покой внутри себя и не может найти. Её мучила мысль: что же есть истина для неё? Она боялась быть обманутой и опасалась, что что-то главное в жизни пройдёт мимо. Я ловил её переживания, но не упрекал за них. Даже сочувствовал про себя. Она панически боялась недополучить от жизни что-то очень ценное, чего достойно оружие её класса, а что есть это "что-то", не могла понять. Может быть, она уже всё имеет? А, вдруг, нет? Хорошо, если качество стрельбы и любовь стрелка и есть главное, от которого постепенно можно вместе строить всё остальное. А если это-мнимые ценности. А весь смысл в скорой отделке поверхности драгоценными камнями, золотом футляре и большом-большом загородном тире, пусть даже с бездарным стрелком? Я встречал такие стволы и с грустью отмечал, что в некоторых смолкла песня огня. Конечно, я все эти размышления мог пресечь угрозой разобрать её на детали или засунуть под шкаф. Многие так и делают, а я и не мог, и не хотел.Я чувствовал, что она уйдёт искать "своё", верил, что я и есть "её", но если я ей об этом скажу, она подумает, что я из слабости лукавлю и всё равно не поверит. Я терял её, она теряла меня. Я не хотел, чтобы она мучилась из-за меня и сказал, что винтовок много, что-нибудь подходящее всегда найдётся, не переживай. Она обиделась, но остаться не просила. Мы расстались год назад. С тех пор я ничего о ней не знаю и не пытаюсь узнать, хотя сделать это очень просто. Она ничего не пытается узнать обо мне. Я не поздравил её с днём рождения и знаю, она не поздравит меня.
Мне было очень тяжело без неё первое время, хотелось выть, но я знал, что нужно терпеть. Потом стало легче. Я отвлекал себя делами, изучением английского, спортом. Потом стал встречаться с другими винтовкам. И никогда не хотел на ком-то из них выместить свою боль. Мы просто весело расстреливали излишки боекомплекта и поддерживали форму, а потом расставались довольные каждый собой и друг другом. Я не соизмерял их с той своей винтовкой и не пытался вывести бой "под себя". Каждая из них была для меня сама собой и по своему близкой. И я знаю, что через какое-то время душа освободится и научится любить ещё сильнее.
...И пусть у Той всё будет хорошо. Пусть поймёт и оценит её дар другой стрелок, не расслабится и случайно не уронит.
Пусть не собьётся прицел, и не ослабнут пружины, не сотрутся нарезы, и не разболтаются части, не затупится боёк, и не затруднится спуск.
И пусть всегда на огневом рубеже поёт и ликует Её душа, и со звоном летят раскалённые гильзы.
А.Попов. 1995 г.
Может быть, опубликую что - нибудь ещё.
Внимание! Все формы использования рассказа без согласования с автором ЗАПРЕЩЕНЫ!
За публикации платить ничего никому не стану. Прошу российские газеты и журналы больше не намекать.
Журнал «XXL», между прочим, сам хотел мне заплатить хороший гонорар за право публикации. Но, к сожалению, литература не предусмотрена концепцией журнала в принципе. Редколлегия в качестве исключения даже пыталась создать прецедент под эту вещичку, но это невозможно. Ничего. Журналов много. В конце концов, людям нравится. А без литературной славы я как-нибудь проживу.
Господи, посылай мне всегда только людей с полётом и чувством юмора.
моб. 8-903-207-00-83.
дом. 8(222)3-07-05 Московская обл. г. Дмитров.
mister-eks@mcomm.ru
|